Именно!
Я восхищен, мадмуазель! Позвольте вашу ручку. Ей-богу, я почти готов изменить свое мнение о женщинах.
Брандскугели начиняют смесью на артиллерийских складах, после тщательно укладывают и хранят в специально отведенном месте - крюйт-камере, тщательно оберегая от качки. Взрывается брандскугель только при ударе. Прилетит такая радость в борт - и пожар обеспечен.
А чтобы подрихтовать противнику рангоут и такелаж, используются другие снаряды - книпели, или, если по-флотски, книпелЯ. Они состоят из двух цилиндров или ядер, насаженных на концы железного четырехгранного стержня или цепи. Пущенные с большой скоростью, эти штукенции ломают реи и рвут снасти за милую душу!

Ну, тут уж кому как повезет, - философски заметил коммодор. - Мне вот, когда мы испанцев у Острова Провидения гоняли, чуть в голову такое сокровище не прилетело. Стояли мы на шпринге друг против друга и перестреливались. Жарища, доложу я вам, неимоверная. Начал китель снимать и запонку на палубу уронил. Наклонился, чтобы поднять, и тут прямо над головой хрясь! И грот-марса-рея нет. Славное было времечко, да...
А что касается качки, то, во-первых, крюйт-камера расположена очень низко, и качка там далеко не столь ощутима, как, к примеру, в жилой палубе. Во-вторых, брандскугели хранятся в специальных ячеистых ящиках. И, в-третьих, плох тот капитан, который позволяет волне лупить в борт, а не направляет судно в ее разрез. Размеренная качка - это совсем не страшно, поверьте.

- Двум смертям не бывать! - откликнулся коммодор. - И лучше уж погибнуть во славу отечества, чем загнуться от старости и хворей в собственной постели. Особенно когда на берегу ничего не держит и никто не ждет... - он глубоко вздохнул и попытался улыбнуться. - Пойдемте на бак, я вам карронады покажу. Обычно думают, будто карронады - самые большие корабельные пушки. А они, напротив, самые легкие и короткие из чугунных орудий большого калибра (до пятнадцати сантиметров). Стреляют небольшим зарядом и только на близкие дистанции. Будь моя воля, я бы их списал давно, чтоб лишний груз не возить, да по штату положено шесть штук иметь...
Осторожней! О ганшпуг не споткнитесь. Это вот этот самый металлический рычаг, которым поворачивают орудийный станок и повышают или понижают орудие.

- Что значит "придушит"? Пусть хоть пальцем тронуть попробует. - нахмурился коммодор. - А чугун, при грамотном литье, вовсе не столь хрупок. Главное, чтобы каверн не было... Я говорил, что в этом платье ты... вы... потрясающе выглядите?... Ну так вот, чугунные орудия меньше раскаляются при стрельбе, охлаждать их приходится реже и при грамотной эксплуатации служат они достаточно долго.
Что касается отечества - его, как известно, не выбирают. Естественно, оно требует служения. Самого разного, и военного в том числе. Видите ли, смерть неизбежна, и будет очень жаль, если жизнь окажется прожитой бесцельно. А смерть в бою - почетная смерть. Смерть во имя великой цели. Это удел достойных...

От чугуна, может, со временем и откажутся, но нынче нам, миледи, выбирать не приходится. За поклеп насчет глупого вида запишу-ка я вам в личное дело штрафной подзатыльник да отвешу при первой же возможности... А Великая цель слагается из множества не столь великих целей, а те, в свою очередь, из еще более мелких, и в конечном итоге получается, что даже самая Великая цель имеет в основе индивидуальную смерть.
Но не будем о грустном. Давайте я вам лучше о бомбических орудиях расскажу. Они, как видите, гладкоствольные и предназначены для настильной стрельбы по корабельным бортам разрывными снарядами большого калибра. Дальность, конечно, ограничена, зато эффект оглушительный!
Вы не продрогли, миледи? Здесь стремительно свежеет...

Коммодор с сомнением покосился на плечи миледи и наглухо застегнул мундир.
- Подзатыльник остается за мной. - предупредил он. - На военном корабле далеко не убежишь и толком не спрячешься. Тем более в таком платье, в котором и по трапу-то ходить неудобно...
А звуки при стрельбе и правда не из приятных, но к ним быстро привыкаешь. И глохнешь, вон как флагманский артиллерист.
О великих целях коммодор предпочел не распространяться. В философии он был не силен, но твердо знал, что прикажи ему главком стать лагом к вражескому борту и взорвать себя и заодно противника - выполнит беспрекословно. А великая это цель или малая, или еще какая - не ему, смертному, решать...
(кстати, чугунные орудия вплоть до середины девятнадцатого века употреблялись ну о-очень широко. А потом, когда их стали массово снимать с производства, еще и в качестве причальных кнехтов служили. До сих пор вся Мальта этими кнехтами утыкана, и хоть бы хны).

Мне? Надоело? Да чтоб мне в чистом море на рифы наскочить! Я вас по верхней палубе часами водить могу, тем более что отдельные господа, - громко сказал коммодор, имея в виду вахтенного мичмана, - вместо исполнения непосредственных служебных обязанностей предпочитают считать бакланов!
Мичман, если честно, считал вовсе не бакланов. Он вовсю пялился на прекрасную леди и, заслышав голос коммодора, смиренно потупил очи.
- Где вахтенный начальник? - стараясь сохранить спокойствие, обратился к мичману коммодор. - Почему у вас ганшпуги лежат не на палубе, а на осях? И кто их укорачивать будет, Вильгельм Шекспир?
- Вильям. - вполголоса поправил грамотный мичман, за что заработал испепеляющий взгляд и еще один выговор:
- А лопаря боковых и задних талей почему петлей под ходовую не закреплены? Понабирают на флот... гуманитариев... повоюй с такими, ага. - пожаловался спутнице коммодор. - Поневоле о смерти задумаешься...
Вахтенный мичман, бессовестно подслушавший весь предыдущий разговор начальства с дамой, решил, что коммодор гораздо хуже дракона, от которого убегала прекрасная леди, и тут же возмечтал о том самом укромном уголке, где можно было бы спрятаться от всевидящего ока командира. Увы, таковых на "Разящем" не было.
Тем временем на верхнюю палубу понемногу выбирались прикончившие десерт офицеры.
- Это нечестно, сэр - увести у нас единственную даму! - тут же подскочил к коммодору второй лейтенант Грувс.
- Поговорите у меня. - сумрачно изрек коммодор, рефлекторно сжимая руку миледи. - Лучше бы ганшпугами занялись...

- Я не бездельничаю! - обиделся мичман. - Я это... просто... ну, отвлекся немного...
- Мал-лчать! - тоном, не предвещающим ничего хорошего, осадил его коммодор. - На снасти надо смотреть, а не на... гм... неважно, в общем. - организованный выход офицерского состава наверх его совершенно не обрадовал, тем паче, что все дружно поскакали на бак курить, и в воздухе тут же запахло крепким ямайским табаком.
- И все-таки, - не отставал прилипчивый Грувс, - не соблаговолит ли миледи...
- Не соблаговолит. - железно проговорил коммодор, с тревогой поглядывая на спутницу - а ну как соблаговолит?
- Но, может...
- Не может. - коммодор был непреклонен. - И позовите сюда Джиллета, холера его... в общем, немедленно! - и прошептал умоляюще, как только недовольный Грувс отчалил выполнять приказ: - Вы ведь действительно не хотите танцевать со вторым лейтенантом, правда?

Услыхав такой обнадеживающий ответ, коммодор улыбнулся ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Он все еще улыбался, когда к ним подлетел запыхавшийся Джиллет.
- Лейтенант. - вполголоса проговорил коммодор. - Я покажу миледи твиндеки, и озаботьтесь, пожалуйста, чтобы ни одна мор-р... чтобы ни один достойный джентльмен за нами не увязался. Под личную ответственность, лейтенант.
- Слушаюсь, сэр. - не слишком радостно отвечал Джиллет, тоже лелеявший надежду на вальс с миледи (ну, подумаешь, отказала Грувсу... ему-то не откажет!)
- И вообще, постарайтесь загнать их в кают-компанию. - продолжал коммодор. - В покер там перекинуться или в вист.
- Есть, сэр. - уныло козырнул лейтенант. - А вы, миледи, не играете в покер? - спросил он на всякий случай.

- Вниз! - воодушевленно скомандовал коммодор и едва удержался от того, чтобы не показать лейтенанту язык. - И побродим там, пока Джиллет не загонит господ офицеров в кают-компанию. Вы не устали, миледи? Я прикажу вестовому приготовить нам кофе...

"А, какого черта". - подумал коммодор. Нет, в самом деле, ничего неприличного в посещении капитанской каюты. Во всяком случае, той ее части, что предназначена для приема гостей. Там, во всяком случае, почище, чем в кают-компании после нашествия господ офицеров.
- Спустимся в жилую палубу, а там - направо, в корму. - сказал он, улыбаясь при виде энтузиазма прекрасной дамы. - Не сочтите за дерзость, но, похоже, кофе придется пить в месте моей постоянной дислокации. Зато это будет отличная робуста. И, разумеется, без лишних добавок - я сам их не люблю...

От улыбки миледи горло коммодора тут же пересохло от волнения, и он понял, что от одной добавки в кофе точно бы не отказался: от коньяку.
- Ломать там, при всем желании, нечего. - вымученно улыбнулся он и распахнул перед дамой дверь каюты.
Это была чистая правда.
Тщательно выскобленные полы, до блеска надраенная медная окантовка иллюминаторов, у переборки - несколько накрепко принайтовленных рундуков с книгами, картами и лоциями, над ними - наглухо закрытые книжные полки, пара абордажных палашей (испанские трофеи) и медная ладунка комендора. При каждом шторме эти железяки с лязгом летели вниз, и потому прочий арсенал коммодора давно пылился в баталерке, но к этим экспонатам он питал особо теплые чувства.
Рабочий стол у борта (на него падал рассеянный свет из иллюминатора) был старательно прибран: только несколько документов, придавленных тяжелым пресс-папье, стандартная флотская чернильница в специальной стойке да угломерные приборы. За раздвижной ширмой в дальнем углу угадывались узкая койка и платяной шкаф с зеркальной дверцей. На ширму был небрежно брошен отданный в чистку парадный мундир, и коммодор мысленно пообещал оторвать нерадивому вестовому голову. 
Солидный, крытый сукном стол для совещаний под приоткрытым люком (в который был пропущен виндзейль) тоже пустовал. Стулья были благоразумно сдвинуты к переборке и закреплены найтовами, но два глубоких кресла, которые держали на случай визита главнокомандующего, стояли на своих местах.
Одно из этих кресел коммодор предложил даме, в другое опустился сам.
- Здесь я и живу. - смущенно проговорил он. - Ничего особенного, как видите. А кофе будет через несколько минут.

- Уютно? - искренне изумился коммодор. Элизабет, помнится, всегда возмущала такая спартанская обстановка. Ей казалось, что капитанская каюта должна быть сплошь в коврах, зеркалах, картинах и занавесочках. - Нну-у... В принципе... здесь довольно удобно работать, да. Ничего не отвлекает.
Впрочем, сейчас это свойство каюты было скорей недостатком. Даму следовало не только отвлекать, но и развлекать.
- Вы, кажется, интересовались холодным оружием? - неуверенно проговорил коммодор.

Насчет поведения ковров и картин в штормовую погоду коммодор был в курсе как никто другой. Он прекрасно помнил, как во время праздничного ужина на адмиральском линкоре разыгрался жуткий шторм, и первым, что сорвалось с переборки, был громадный портрет самого главнокомандующего, которым тот любовался на досуге и повсюду возил с собой. Что касается страсти к порядку, то, как и у всякого строевого офицера, она была у коммодора в крови. Правда, справедливости ради, следил за этим порядком все-таки вестовой.
- Н-ну... У меня валялось где-то... несколько трофеев... - окончательно смутившись, пробормотал коммодор. - Возможно, вам будет любопытно взглянуть...
Он подошел к крайнему рундуку, откинул окованную медью крышку и извлек на свет божий богато украшенную толедскую шпагу, а за ней - дагу.
- Испанские. - прокомментировал он. - Взяты на борту фрегата "Благословение Божье" близ Тобаго...